Наверное, каждый пермяк знает дорогу, которая ведет через Чусовой, Гремячинск, Усьву в горнолыжный центр «Губаха». Завораживающие виды открываются после развилки Горнозаводск – Гремячинск. Летом – это густые зелёные леса, зимой – пейзажи заснеженных елей. Потому и полюбили ценители горных рек, гор, снега и леса этот уголок Пермского края.
Недалеко от перекрёстка с указателем Баская – Гремячинск есть памятник природы, достопримечательность Пермского края «Белые камни». Это высокая обзорная площадка с видом на хребет Басеги. На площадке делают остановку экскурсионные автобусы, которые возят туристов в Каменный город. Её любят молодожёны и выпускники ближайших посёлков, а зимой здесь фотографируются горнолыжники.
Белые камни – это не только живописное место и фото локация. Это место неразрывно связано с историей страны. Здесь находится безымянное кладбище времен Великой Отечественной войны. Таких кладбищ на территории Гремячинска несколько.
Забытая история
Великая отечественная война только началась. Западные угольные бассейны были оккупированы фашистскими захватчиками, промышленность Урала и его железнодорожный транспорт потребовали резкого увеличения добычи Кизеловских углей. Государственный Комитет Обороны принял решение освоить под новые шахты Гремячинское каменноугольное месторождение. Со всей страны стали прибывать на станцию Баская вагоны с людьми. Русские, татары, немцы, поляки, румыны, болгары – все эти люди были военнопленными, ссыльными, но основная масса – немцы-трудармейцы.
В большинстве случаев трудармия представляла собой лагеря для принудительных работ, окружённые высоким колючим забором и вооружённой охраной. Нахождение в лагерях для трудармейцев было более страшным, чем в лагерях для политических и уголовных заключённых.
Всего в Гремячинск прибыло тогда около трёх тысяч немцев, в том числе около 100 женщин. Абсолютное большинство среди немцев-трудармейцев составляли юноши и девушки в возрасте от 15 до 17 лет. Все приехавшие тогда в Гремячинск немцы были мобилизованы районными военкоматами. В те времена военкоматы страны с большими трудностями удовлетворяли потребности Советской армии в пополнении. Однако российских немцев направляли только на трудовой фронт (в годы войны такой термин широко применялся). Везли мобилизованных немцев в переполненных «телячьих» вагонах очень долго, с бесконечными остановками на больших и маленьких станциях, кормили один раз в день, и то не всегда.
Зимы были долгими и снежными, с метелями и сильными морозами до -52 градусов. Строительство раскинулось на большой территории и было связано со станцией только дорогой из брёвен. Жильё строили самое простое: палатки на 20-30 мест и бараки на 150-200 мест.
Женщины работали на лесоповале, мужчины на шахтах, подростки на угольных разработках, жалкие пайки хлеба по 300 грамм в день, умирающие от голода дети, жестокие морозы, голод, нищета, заболевание и смерть – всё это было судьбой российских немцев в годы Великой отечественной войны.
Воспоминания очевидцев
Вили Рихардович Гебель, первостроитель, трудармеец:
«Всех мужчин, в том числе и приравненных к ним мальчиков с 16 лет, поселили в зону. Сплошные двухэтажные нары вдоль обеих стен барака позволяли заселять в одно помещение до 200 человек. Кто-то смог достать клок сена на подстилку, а большинству пришлось ложиться на голые мёрзлые доски. Стены бараков изнутри были покрыты льдом. Две железные печи, установленные в проходе, не могли обогреть жильцов, поэтому нередко к утру, одежда примерзала к нарам или к стене барака.
Земля Гремячинска усыпана костьми немцев-трудармейцев. Зимой 1943 по утрам из каждого барака выносили одного-двух покойников. Особенно большая смертность наступила к весне 1943 года, когда к голоду добавились инфекционные заболевания.
Похоронная команда едва успевала вывозить мёртвых. Нет, нет, здесь нет ошибки в употреблении слова «вывозить», а не «хоронить». Голого покойника, без всякого гроба, клали на сани и везли в ближайший лес. Там и выбирали место поближе к дороге, разгребали снег, старые листья, клали туда человека и засыпали его тем же самым».
Тиссен, первостроитель, трудармеец (инициалы не сохранились):
«Я не знаю, где могила моего отца! На работах от неимоверной усталости он упал, а мне даже не позволили подойти к нему, и место, куда он был захоронен, так и осталось неизвестным».
Фридрих Иванович Вальгер, трудармеец:
«На Белых камнях хоронили до 1946 года русских рабочих, немцев, поляков. Однажды, во время войны, на станцию Баская прибыло несколько товарных вагонов с трупами польских военных. Мне молодому довелось выполнить скорбную миссию – доставлять на лошади тела покойных от станции до кладбища на Белом камне. Похоронили их в братских могилах. Там они, безымянные, и покоятся до сих пор. Установить, кто здесь похоронен, практически невозможно».
Эдуард Иванович Рейн, трудармеец, проживший в поселке Баская более полувека:
«В конце сороковых годов мы ходили каждый день на работу по улице Зелёной на станцию Морозную. Наша бригада путейцев ремонтировала участок железной дороги от станции Баская до Морозной. Дорожка вела через лесную просеку.
Зимой мы видели, как на поляне перед просекой похоронная бригада пилила деревья, жгла днём и ночью костры, копала широкие траншеи. Глубина у траншей была небольшая – примерно полтора метра или чуть больше. Копать глубже изнурённые голодом и болезнями бедолаги не могли. В больших братских могилах хоронили военнопленных – по национальному признаку. Кое-где виднеются провалы грунта. Место массового захоронения не поросло лесом, даже трава здесь невысокая.
Одежды на трупах не было. А поскольку почва тяжёлая и каменистая, работа шла медленно. Всех сразу не успевали похоронить, поэтому рядом с тропой штабелями лежали окоченевшие тела умерших. Однажды ранним утром мы, как обычно, шли на работу. Смотрим, несколько трупов… стоят в снегу. Находились «шутники», глумившиеся над покойниками. А весной и летом на всю округу несло смрадом. Мы ходили на работу пешком, обходя кладбище за полкилометра. Но запах разложения трупов доносился даже до железной дороги в районе Морозной.
Помнится, уже в 1946 году военнопленных начали вывозить. Конечно же, по железной дороге. Последнюю группу заключённых вывезли в 1947 году. А в опустевшую «зону» привезли так называемых «вербованных» рабочих, наших соотечественников. Лагерь военнопленных находился в посёлке Баская через линию железной дороги. С 1946 года от лагеря уцелел только один домик, все остальное – в развалинах».
Эммануил Эммануилович Люфт, трудармеец:
«Приехал на строительство шахт 8 декабря 1942 года. Прибывших было так много, что в первые дни нас размещали в столовой, прямо на полу. Затем отправили в зону. Некоторых поселили в бараках, остальных, несмотря на мороз, – в палатках. В одной секции барака уместилось 280 человек. Спали на нарах, на голых досках. Ночью от тесноты невозможно было повернуться на другой бок. Приходилось спать одетыми, в чём работали – в ватниках и валенках, сушить которые мы не имели возможности.
В лесу работали по 8-10 часов. Чаще всего таскали брёвна на себе. Кормили два раза в день. При выполнении нормы хлебный паёк увеличивали с 500 до 800 граммов. Кроме хлеба давали баланду. Полагалось 17 граммов крупы в день на человека, но эта норма не всегда соблюдалась – часть крупы разворовывали. Жиров в нашем рационе не было. И лишь с 1943 года кормить стали лучше, видимо, за счёт поставок американских продуктов.
От голода и тяжелого труда многие люди погибали. Некоторые утром не могли подняться с нар. Талоны на не вышедших на работу трудармейцев бригады забирали себе, и на следующий день талоны этим бедолагам не полагались. Такие обессилевшие люди обрекались на смерть. Каждый день умирали несколько человек. Из нашей бригады, в которой было 43 человека, большая часть погибла в те годы».
Виктор Христиани, трудармеец:
«В начале декабря 1942 года прибыли с большой группой немцев-трудармейцев на станцию Баская. Жили в бараке. Через месяц нас перевели в зону за колючей проволокой. Постоянный голод и отсутствие теплой одежды в лютые уральские зимы и постоянные переживания, связанные с режимом содержания в зоне. В холодном сыром бараке нас донимали вши, тараканы и клопы.
В 16 лет стал строителем в бригаде Готлиба Шмидта. Бригада относилась к управлению новых шахт. В 1943-м её передали Гремячинскому лесоучастку Усьвинского леспромхоза.
Мы спиливали деревья лучковой пилой. Конечно, из вечно голодных, полураздетых пацанов работники получились неважные – не было сил, мерзли ноги в сырых лаптях. Как-то я подошёл к костру, присел. Вдруг кто-то неожиданно толкнул меня прямо в огонь. Оказалось, мастер-десятник решил таким образом наказать меня. Но подскочил другой десятник, кореец по фамилии Ким, вытащил из костра, помог отряхнуться, накормил своим обедом. Ким жалел пацанов, так рано вырванных из родных гнёзд и брошенных ни за что за колючую проволоку».
Карл Каспарович Цейтлер, трудармеец, первый хирург Гремячинска (рассказывает Гебель Вили Рихардоич):
«На строительство наших шахт Карл Каспарович прибыл с богатым опытом работы хирурга в прифронтовых медсанбатах. Но по прибытии его ждала другая работа – ему пришлось на плечах выносить из леса к стволу строящейся шахты крепёжный лес.
Но многие гремячинцы помнят Карла Каспаровича до сих пор именно как врача, рассказывают о нем своим детям, внукам. Он старался использовать любые возможности, чтобы помочь людям оставаться трудоспособными, а совсем ослабевшим – хотя бы выжить.
К весне 1943 года от недостатка витаминов в пище многие рабочие заболели цингой. По предложению и настоянию Цейтлера, построили специальную кипятилку с двумя большими чугунными котлами, в которых заваривали пихтовую лапку. Каждому из нас в принудительном порядке ежедневно давали выпить по кружке пихтового отвара. Витаминизированный пихтовый чай многих спас от тяжелой болезни.
Когда миновали голодные годы, то в полную силу раскрылись большие знания и богатый опыт Цейтлера как врача-хирурга. Оперативные вмешательства, которые в тогдашних условиях проводились, сегодня считаются рядовыми, но для тех лет его операции были уникальными, а подчас даже дерзкими: ведь не было элементарного хирургического инструмента, а об аппаратуре и говорить не приходилось. В 1945–1946 годы по инициативе Карла Каспаровича электрослесарь-самоучка Я. Кох изготовил несколько первых физиоаппаратов.
В военные и первые послевоенные годы Цейтлер практически был единственным врачом в Гремячинске. Он лечил детей, удалял зубы, вёл терапевтические приёмы. Многие гремячинцы испытали на себе необычайную одаренность Карла Каспаровича. Лично мне и моим детям Цейтлер неоднократно приходил на помощь. Умелым лечением или добрым советом он многим помог избавиться от той или иной болезни, по любому вызову, в любое время суток, в любую погоду он одевался, выходил из дома и спешил на помощь больному.
У Цейтлера был строгий распорядок дня. Рано утром он помогал жене в ведении домашнего хозяйства. До обеда принимал больных. Во второй половине дня занимался организационными вопросами. Вечером читал медицинскую литературу.
С 1947 года Цейтлер возглавил хирургическое отделение городской больницы. На его счету много сложнейших операций. В 1959 году он был удостоен почётного звания «Заслуженный врач РСФСР».
Сохранить нельзя забыть
В Гремячинске есть музей города и архив. Там сохранились схемы расположения лагерных пунктов и кладбищ. Также есть пофамильный список умерших от голода, холода и болезней в 1943-1944 годах. На одной из схем указано расположение кладбища у Белых камней с актом о ликвидации этого кладбища в 1947 году в связи со строительством дороги, проходящей по части кладбища, соединяющей города Гремячинск и Кизел.
В память о погибших людях в 2009 году на Белых камнях был установлен памятный знак – крест и табличка. Но уже через год крест был спилен неизвестными, а табличка разрушена. Сегодня никаких памятных знаков на этом месте нет.
В материале использовались:
– Гебель В.Р. Это было недавно, это было давно. Гремячинск, 1999
– Кашафутдинова Н. Чтобы знали и помнили // Шахтер, 2009, 8 августа
– Рыбаков А.С. Народ, победивший судьбу. Пермь, 2011
