Ныроб — самая удалённая точка на карте Пермского края. Чтобы добраться до туда из Перми, садимся на рейсовый автобус №786 — впереди шесть с половиной часов в пути. Салон укомплектован: свободными остались только два места на вытянутом заднем ряду. Автобус останавливается каждые два часа: первая стоянка — в деревне Кунья. У нас есть 15 минут, чтобы проснуться от толкотни в проходе, размять затёкшие ноги и присоединиться к очереди в магазине — но не затем, чтобы что-то купить. Если на остановке есть магазин, значит, туда нужно зайти — это культура междугородних поездок. На прилавке за стеклом лежат сухарики, вафли и печенье, на подносах, как из школьной столовой, заветривается выпечка, над ней прозрачными рядами стоит алкоголь с крупными самописными ценниками. Продавщица в синем фартуке — а как иначе — поглядывает в рябящий экран пузатого телевизора, тот держится на кронштейнах над табличкой «Алкоголь вскрываем». Все знают, что время отправления продиктовано женщиной за прилавком: автобус не тронется, пока очередь не иссякнет.
Спустя ещё два часа останавливаемся на автовокзале Соликамска: он на зависть любому пермяку. А вот брендовые красные автобусы тут проездом, пока соликамцы передвигаются на пазиках. Четверть пассажиров вышла здесь, автобус заметно опустел. Рассматриваем городскую площадь и Троицкий собор через гиттер-сетку: тем, кто едет дальше, покидать территорию автобусной площадки запрещено — таково устройство вокзала, или мы чего-то не поняли.
Последняя остановка на пути — Чердынь. Автобус припарковался на обочине главной дороги, водитель с сигаретой в зубах достаёт из багажного отсека сумки покидающих салон пассажиров. На горизонте затягивается дымкой Полюд. Вечер стоит розовый и тёплый.
Чем дальше к северу, тем светлее. Сложно подсчитать оставшихся людей: теперь каждые несколько минут один-два человека выходят из автобуса — проезжаем деревни. Созваниваемся, как договаривались, с директором ныробской школы: мол, скоро будем — она пообещала нас встретить.
Спустя полчаса мы на месте. Галина Леонидовна, улыбаясь, расспрашивает, не обидел ли кто по пути, помогает утрамбовать рюкзаки в багажник её машины. Садимся назад и пристёгиваемся в качестве ответного жеста на её гостеприимство: ехать нам, как оказалось, около минуты по пустой главной улице. Останавливаемся у трёхэтажного многоквартирного дома из красного кирпича по улице имени философа Уждавиниса; входим за Галиной Леонидовной в квартиру: она по правую руку на первом этаже.
— Пойдёмте, я вам всё здесь покажу и ключик отдам. Не апартаменты, конечно, но жить можно. Я вам из дома постельное принесла и полотенца, — на столе-книжке лежит пёстрая стопка белья, две сиреневые наволочки даже в упаковке, — Холодильник, микроволновка — всё работает. Я подумала, вы голодные приедете: попросила в школе обед в контейнер сложить, — в холодильнике стоит кейс из-под мороженого, внутри, кажется, греча и котлеты, — Если надо будет вещи постирать, вы говорите, я дома выстираю, потом заберёте. Я, если что, живу в соседнем подъезде на третьем этаже. Ну, располагайтесь, девчонки, завтра будем ждать вас в школе к восьми.
Ныробская школа имени Героя Советского Союза А. В. Флоренко первой в крае участвует в профориентационном проекте «Профисмена», созданном на базе центра проектов «Переменим». Так мы здесь и оказались — в качестве медиапедагогов и кураторов Профисмены.
На утреннюю планёрку мы выходим за пять минут до начала. От подъезда идём по тропинке вниз, огибая гараж и частный дом; переходим единственную в посёлке зебру — она перед школьными воротами. Снаружи здание выглядит хмуро: три этажа цвета слоновой кости, ряды стеклопакетов, главный вход отмечен продолговатыми ступенями и такой же крышей над ними. Внутри здания куда веселей — специфика любой школы. Посередине кабинета новые парты в форме трапеций составлены вкруг, занимаем два пустующих жёлтых пластиковых стула и присоединяемся к обсуждению. После планёрки есть полчаса до завтрака: подготавливаем презентации, распределяем задачи, урчим животами.
Сегодня всё же остаюсь голодной: в тарелке с изображением тигрёнка плавает вермишель. Учительница русского языка и литературы, сидящая рядом, удивляется:
— Молочный суп не любите? Безобразие.
Школьная столовая — самое оживлённое место на ближайшие километры. Повара стучат тарелками и приборами, сгребая остатки еды в общий чан, дежурные переворачивают стулья, учителя пытаются кричать поверх гомона. Ольга Александровна, завуч по учебной части, не отрываясь от бутерброда с сыром, даёт указания:
— Петрова должна быть седьмой, пусть… Седьмой, да! Пусть делают вечный двигатель! Потеряева, ты меня поняла? Я иначе тебе аттестат не напечатаю, — и обращается к нам, как бы оправдываясь, — одни угрозы, только тоталитарный режим действует.
Казалось бы, все посёлки несчастливы одинаково: покосившиеся памятники архитектуры, загрустившие домики и собаки, развлекающие себя лаем. Но Ныроб будто не может смириться с наступающим запустением. Частная застройка тут встречается редко; все, с кем мы познакомились, живут в квартирах наподобие нашей съёмной. Есть МФЦ, две двухзвёздочные гостиницы, пункты выдачи заказов и дворец культуры — этим, впрочем, не удержать подрастающее поколение:
— В десятый класс, кроме меня, идёт пара человек только, а остальные в колледжи поступают: в Перми или Соликамске, — рассказывает девятиклассница Соня, — а я остаюсь, я ЕГЭ сдам, в универ поступлю и тоже перееду.
За последние десять лет число жителей сократилось на две тысячи человек. Днём на улице в основном можно встретить только женщин, идущих с пакетами из продуктового магазина, школьников и пасущихся на траве у аптеки коров. Большинство мужчин-ныробчан работают в исправительных колониях — ими и знаменит этот край. После десяти вечера улицы посёлка пустеют.
Главная достопримечательность Ныроба — Никольская церковь. Добраться до неё можно по асфальтированной дороге или через поле, кишащее мошкарой — рудимент, доставшийся посёлку от близости к северу и болотным пустошам. Застать батюшку мы не успели:
— Сейчас в церкви холодно, он домой уже ушёл, — рассказала одна из прихожанок.
Рядом за огороженной территорией с императорскими двуглавыми орлами на обветшалых столбах располагается яма Михаила Романова, дяди первого русского царя из династии. Она, как и Центр памяти М. Н. Романова, уже закрыта для посещения: вечер в маленьких городах и поселениях наступает раньше положенного в краевой столице. Со стороны домов слышатся голоса подростков, поздравляющих друга с днём рождения — здесь нет заведений, где можно отметить праздник.
На обратном пути напрашиваемся в гости к школьному директору, чтобы забрать постиранное бельё. Галина Леонидовна встречает нас с серым котом Филей на плечах, передаёт пакет с вещами и новый контейнер с ужином. Содержимое предыдущего мы скормили приветливому дворовому псу Тигруле. Работницы столовой и учителя часто предлагают добавку, и мы не сопротивляемся, потому по вечерам есть не хочется.
В последний перед отъездом вечер отправляемся во дворы. Перед каждым частным домом стройно сложены дрова — чаще берёзовые: на пригородных дачах их обычно прячут, а здесь у всех всё одинаковое. Соседи вместе, может, их и заготавливали. Тишину попирает резкий звук: рядом проезжает мотоцикл с коляской — кошка проскальзывает под забор. Если Бог — это магия жизни, то далёкий и скромный Ныроб, убеждены, — место священное.
На обратном пути встречаем рейсовый автобус, он припаркован у массивного здания, два этажа которого отведены под магазины, а третий — под гостиницу. Из десяти окон свет есть лишь в одном: там ночует водитель, который завтра отвезёт нас в Пермь.
Все фото: Софья Авдонина
