В маленькой деревне Кучино, далеко от шумных городских улиц, расположен Мемориальный музей истории политических репрессий «Пермь-36» — место, где можно заглянуть в тёмные главы истории.
Мы совершим прыжок в прошлое, где каждый экспонат таит в себе не только трагедию жизни заключённых, но и удивительную повесть о силе их духа.
Карта памяти
Уже на пути к музею становится ясно, что карта исправительных учреждений Пермского края пестрит множеством ярких точек. Вот проезжаем ИТК №5, известную строительством цехов Мотовилихинского пушечного завода. Следующий пункт — виднеющийся издалека шпиль Камской ГЭС. К строительству этой станции тоже причастны заключённые ГУЛАГа: неслучайно участки Гайвы всё ещё называют «зонами». Дальше проезжаем спецпосёлки для раскулаченных крестьян, трудившихся на лесоповале. Вот они — безымянные творцы нашей истории.
Наконец доезжаем до музея истории политических репрессий. Официально это учреждение именовали ВС-389/36, а уже от этого безликого набора букв и цифр произошло известное нам «Пермь-36».
Вместе с действующими лагерями «Пермь-35» и «Пермь-37» эта зона образует так называемый «пермский треугольник». Воображение уже рисует полные тайн истории? Да, загадок здесь не меньше, чем в аномальных зонах. Да и как в Бермудском треугольнике здесь есть свой архипелаг. А имя ему — ГУЛАГ.
Три главы истории
«Пермь-36» — место, которое проделало непростой путь от ИТК № 6 через психоневрологический интернат до музея репрессий. Многое пережил и сам музей: долгие годы интернет пестрил новостями о его закрытии. Менялось руководство, сокращалось финансирование, а мемориальный комплекс всё продолжал хранить для нас страницы прошлого.
История лагеря «Пермь-36» включает три периода. Она началась в 1946 году, когда в деревне Кучино были построены бараки для «бытовиков», уголовников и «указников».
В 1953 году судьба колонии сделала неожиданный поворот: здесь оказались бывшие сотрудники правоохранительных органов, осуждённые за должностные и уголовные преступления.
Самую мрачную главу открыл 1972 год: колония превратилась в лагерь для «политических». Наряду со шпионами и изменниками Родины здесь оказались простые борцы за свободу слова и совести. Да, были в лагере и уголовники, но большинство — все те, кто читал «неправильные» книги, говорил «недопустимые» слова, имел «неверную» жизненную позицию.
Рабочая зона
Через штаб попадаем на территорию лагеря, которая разделена на две части — рабочую и жилую зоны. Оказавшись внутри, понимаем, что бежать отсюда невозможно. Охранные вышки и заборы, система «подснежник», колючая проволока, ток низкого напряжения. Когда-то здесь была и тончайшая МЗП, и разглядеть эту «ловушку» было практически невозможно.
Промышленная зона включает складские и производственные помещения, котельную, кузницу и дизель-генераторную станцию. Чем же занимались заключённые? Работали в мастерских, делая клеммы для утюгов. В среднем за день было необходимо изготовить более пятисот мелких деталей. Казалось бы — работа несложная, но монотонный труд в условиях несвободы лёгким быть не может.
А в ранний период здесь трудились на лесозаготовках, о чём сегодня свидетельствует экспозиция пилорамы. Не случайно с 2005 года на территории музея проходил международный гражданский форум, который так и назывался — «Пилорама». Сюда съезжались артисты, политики, правозащитники, учёные, журналисты и, конечно, бывшие узники лагеря. Здесь проводили концерты, кинопоказы и выставки, спектакли, да и просто актуальные дискуссии. В 2012 история форума оборвалась, но память осталась.
Аллея свободы несвободных людей
Проходим на территорию жилой зоны, где когда-то находились столовая-киноклуб, хозблок, медсанчасть и жилые бараки. Невольно бросаем удивлённый взгляд на аллею. На территориях лагерей запрещено выращивать деревья или кусты: необходимо, чтобы все места хорошо просматривались с любой точки. Здесь же стройные ряды высоких могучих деревьев без труда защитят от пытливого взора надзирателя. Как же так вышло? Говорят, что эту аллею посадили во время второго периода, когда здесь были правоохранители (заключённые особые — условия соответствуют). А потом так и оставили. Теперь это место предстаёт светлым символом надежды: оно напоминает, что даже в самых трудных условиях жизнь продолжается.
«Я всегда считал, что обязан Вам жизнью»
По аллее проходим в медсанчасть. В лагерной «больнице» экспозиция посвящена известному писателю Варламу Шаламову. Почему именно здесь? «Единственный защитник заключенного, реальный его защитник — лагерный врач», — писал Шаламов в одном из своих рассказов. Таким защитником для него стал Андрей Пантюхов, который не только вылечил обмороженного и истощённого «доходягу», но и забрал его работать в медсанчасть. А жизнь в этой части лагеря была спокойнее, ведь здесь не посылают «в белую зимнюю тьму, в заледенелый каменный забой на много часов повседневно».
Жилой барак
Далее видим уцелевший барак. Он рассчитан на 250 человек, но часто бывал переполнен. Удивительно, но иногда в этой небольшой постройке умещалось и 600 человек.
В бараке можно посмотреть раздевалку, комнату для хранения личных вещей (список разрешённого совсем небольшой) и некогда жилые помещения. В первый период нары здесь были деревянными, затем появились металлические. Матрац на них тонкий-тонкий, чтобы ничего не могли спрятать. Убранство простое: одна тумбочка на двоих и пять дозволенных книг на человека.
На территории лагеря можно найти множество экспозиций, но остановимся здесь — в одном зале жилой зоны. Со входа замечаем большую карту с пометами: жёлтые — объекты индустриализации, красные — лагерное управление. Вот так и создавалась новая система быстрого экономического роста. Инженерных кадров не хватало, а рабочая сила отказывалась работать в дальних уголках страны. Выходом стал труд заключённых: строили сначала лагерь для себя, а потом производство.
Проходим дальше и отмечаем две яркие детали: черная лента с надписью «Истребительно-трудовые» и ватник без воротника. Один ворот не дошили, второй, третий — так и хватило на новую куртку. Экономили на всем, но какой ценой. Так и заматывались, чем могли, в пятидесятиградусный мороз.
Тюрьма в Тюрьме
Есть на территории жилой зоны ещё одно здание, стоящее особняком. Это штрафной изолятор, где расположены камеры для нарушителей режима. А попасть в ШИЗО вовсе не трудно: не так поздоровался или не так посмотрел. Кто-то нарвал от голода крапивы — зря тратит рабочее время. Кто-то отказался есть кашу — не слушает лагерное начальство. Могли просто лишить ларька или очередного свидания, а могли и в карцер посадить.
Тюрьма в тюрьме: здесь работают отдельно, кормят отдельно, даже медицинская помощь у них своя. Срок нахождения в штрафном изоляторе невелик — до 15 суток, но после одного тут же можно было получить второй. Испытанием было и то, что часто вместе помещали людей разных политических взглядов: диссиденты с одной стороны, уголовные преступники — с другой.
Проходим в камеру. Тут же привлекает внимание кран, которому не хватает вентиля. Зачем же здесь раковина? На самом деле, воду можно включить лишь снаружи, и делает это только охранник.
Здесь многое под запретом. Двухъярусные нары с 6 утра до 23 вечера были пристёгнуты к стене. Остаётся лишь стол и бетонные столбы, на которые можно присесть. Лечь нельзя, да и свет горит круглосуточно.
Тёплая одежда и спальные принадлежности тоже запрещены. А ведь допустимая в ШИЗО температура была всего 16–18 градусов, но, по воспоминаниям заключённых, она нередко была ниже нормы, а стены покрывались изморозью и плесенью.
Голод и холод изнуряли, заключённым приходилось есть «суп без мяса и вообще без всего». Но главное, что и здесь сохранялась человечность. Так, например, по признанию диссидента Льва Тимофеева, «на политической зоне никто не голодал ещё потому, что хорошо была поставлена взаимовыручка». В этих стенах сохранилось множество свидетельств того, что даже в самых суровых условиях несвободы человеческий дух продолжает жить.
Редкие свидания
Осмотрев территорию лагеря, мы возвращаемся к зданию штаба. Для долгосрочных встреч предусмотрены комнаты с кроватями, где супругам разрешали раз в году провести вместе трое суток. Есть и комната для переговоров: небольшая перегородка, два стула. А рядом — место надзирателя. Все краткосрочные встречи проходили только в присутствии лагерного сотрудника, а разговаривать было разрешено лишь на русском языке, неважно, из какой республики заключённый.
«Через пять или шесть остановок въедем в восьмидесятые годы…»
Мы не упомянули особую веху в истории лагеря — 1980 год, открывающий особую зону. Здесь большую часть срока заключённые проводили в камерах. Чуждые другим, оторванные от мира.
Добираемся до участка особого режима. Он стоит далеко от основной зоны, ведь предназначался для «особо опасных государственных преступников», рецидивистов. Кто они? Правозащитники, авторы антикоммунистических произведений, участники религиозных организаций. Даже караулили их по-особому. Здесь тропа охраны расположена не только по внешнему периметру, но и по внутреннему. Обычно здесь содержалось всего около 30 лагерников, а вот охрана исчислялась сотнями. Вообразите: десяток надзирателей на одного заключённого.
На входе видим огороженную яму, она когда-то позволяла осматривать дно автозака: не прицепился ли заключённый. А если уж лагерники захватили автомобиль, то рядом — металлическое таранное бревно, оно не позволит бунтовщикам выбить ворота лагеря.
Разумеется, свидания с родными здесь под запретом. Близкие даже не знали, где находятся заключённые. Более того, даже сами лагерники не представляли, куда их привезли. Ночью их выводили из автозака прямо в барак, который они уже не покидали.
В отличие от участка строгого режима, заключённые здесь трудились прямо в камерах. И рабочая, и жилая зона — всё в одном бараке. Есть здесь и свой штрафной изолятор. На окнах камер установлены щиты-намордники, так что с трудом можно разглядеть узкую полоску неба.
Камеры могли быть двухместными или четырёхместными, все они закрывались двумя дверьми. Разговоры между заключёнными разных камер строго запрещены, работать ходили отдельно. После смены можно выйти на сорокаминутную прогулку, да только не на улицу. Как же так может быть? Из барака открывается прогулочный дворик, где особо не развернуться. От стены до стены — всего несколько шагов, а крохотный клочок неба затянут угрюмой колючей проволокой. Вот как буквально понять выражение «небо в клеточку».
В действительности это место можно было назвать тюрьмой жесточайшего режима. Последний остров ГУЛАГа просуществовал недолго: в 1988 году лагерь «Пермь-36» закрыли. За всё время на участке особого режима оказалось 56 заключённых. Кто-то скончался в заключении. Кто-то после одного срока получал следующий. Много историй хранят в себе эти места. А музей репрессий напоминает нам о важности защиты прав и свобод человека и призывает к бережному отношению к истории, чтобы не повторить трагических событий прошлого.
Главное фото: Валентина Дроздецкая
