Иван Козлов родился в Перми в 1989 году. Учился в ПГНИУ на кафедре журналистики с 2008 по 2013 годы. В 2010-2011 годах был обозревателем в интернет-газете «Соль», сотрудничал с разными изданиями («Такие дела», «Сноб», иностранный агент «Медуза», интернет-журнал «Звезда»). Сейчас является редактором проекта «Горький» и сотрудником пермского Центра городской культуры.
Кто или что повлияло на ваш выбор? Почему вы поступили на журналистику в ПГНИУ?
До поступления в ПГНИУ я три года отучился в Пермском Политехе на социолога, но рвался на кафедру журналистики. В Политехе меня подвела высшая математика и прочие предметы, связанные со статистикой, с вычислениями. На кафедре журналистики ничто меня не смущало. На тот момент это была совсем молодая и единственная в Перми кафедра, связанная с журналистикой. Она в принципе зарождалась как экспериментальная. Хотели посмотреть, как это получится в пермском контексте, не было столетней истории, славных предшественников. Это была замечательная, очень благородная авантюра. Я очень люблю такой подход.
Я вижу, что на кафедре работают хорошие люди, и выходят из неё замечательные люди
Почему выбрали Пермь?
Про переезд я и сейчас не особо задумываюсь, а тогда тем более не задумывался. Мой выбор был предопределён в этом отношении. Кроме того, я уже тогда следил за повесткой, мне было интересно заниматься тем, что сейчас происходит, и в этом активно участвовать.
Есть ли у вас любимый преподаватель на кафедре?
Анна Александровна Сидякина – это первый человек, с которым я познакомился на кафедре, когда она вела подготовительные курсы. Этот период у меня в голове очень отложился, я был полон позитивных надежд и преисполнен чем-то хорошим. Она действительно помогла мне понять, куда я иду, куда собираюсь поступать и что для этого нужно сделать.
Владимира Васильевича Абашева нельзя не упомянуть. Без него кафедра, наш разговор о ней, вся эта история в принципе непредставимы.
Почему вы сбежали от социологии именно к журналистике? Вы занимались журналистикой раньше?
Нет, тогда ещё она меня привлекала именно как учебная формация, тот комфортный формат, в котором я хотел бы провести ближайшие пять лет, условно говоря. У меня тогда не было возможности поступить на платное отделение. Три года я не попадал на бюджет и вынужден был отказываться. Я не добирал от одного до пяти баллов. И вот, наконец-то, с грехом пополам в 2008 году мне удалось поступить. После этого я учился пять лет. Если вы так напишете, то все преподаватели, которые будут это читать, посмеются. Ну понятно, что не учился я в общем-то. Дело в том, что на второй год обучения уже началось интернет-издание «Соль». Оно потребовало полного вовлечения и полного рабочего дня.
Тогда нам казалось, что мы шутили про то, что одна из самых хороших вещей, которые могут сделать преподаватели для студента – это не мешать им работать по специальности. Тогда это была такая отмазка и присказка, чтобы действительно поменьше учиться и побольше ходить работать. За последние 10 лет у меня в лентах социальных сетей появляются и преподаватели других журфаков, и журналисты, и выпускники. Теперь уже неиронично для меня звучит фраза «не мешайте работать по специальности». Сейчас я понимаю, что это было принципиально важно на тот момент.
Одна из самых хороших вещей, которые могут сделать преподаватели для студента – это не мешать ему работать по специальности
Получается, что вы ценили свободу, которую давала вам кафедра. Что ещё вам дали в университете?
Ещё это формальные знания. Они тут не на последнем месте, но и далеко не на первом. Например, у нас было несколько курсов у Анны Александровны Сидякиной, которые представляют собой актуальное и адекватное введение в журналистику. Мне было действительно интересно это слушать и как-то в этом участвовать, я чувствовал, что меня стараются держать в курсе актуальной повестки, рассказывают, как нужно и не нужно делать вещи сейчас. Это очень помогло мне.
Однако по большей части, конечно, обучение на кафедре – это история не про обучение как таковое, а вот про этот милый замечательный социализирующий фактор. На кафедре у нас возникли первые деловые и профессиональные связи, образовалось комьюнити на базе нашей группы и соседних групп. Без такой стартовой многолетней истории было бы гораздо сложнее начинать. Я бы, скорее всего, запутался. А если бы основатели «Соли» не пришли непосредственно на кафедру, чтобы рекрутировать туда студентов буквально с пар, то вообще непонятно, каким образом могла бы сложиться дальше моя карьера. Это всё очень взаимосвязано. Это синергетическая история, которая возникает только благодаря тому, что мы живём в относительно небольшом, тесном городе, где что 10 лет назад, что сейчас все плюс-минус друг друга знают. И потенциальные работодатели, и профессора, и заведующий кафедрой, и студенты – это одно комьюнити, тесное, хорошее, взаимодополняющее. Обучение на кафедре журналистики – это идеальный способ попасть и вписаться в журналистское комьюнити.
Обучение на кафедре журналистики – это идеальный способ попасть и вписаться в журналистское комьюнити
Расскажите подробнее про проект «Соль».
Я настолько обожаю подробнее рассказывать про проект «Соль», что, мне кажется, я стал вообще последним хранителем памяти про него. В общих чертах «Соль» – это абсолютно уникальный для Перми проект, который остаётся уникальным для города и до сих пор. Есть тоже независимое издание «Звезда», но оно всё-таки более форматное, больше встраивается в линейку других таких региональных изданий, хоть эта линейка и невелика, к сожалению. «Соль» же тогда предвосхитила формат небольших независимых региональных медиа, у которых чаще всего заголовок состоит из одного слова, чаще всего четырёхбуквенного, чаще всего означающего какой-нибудь пищевой продукт. Это были тренды, которые мы тогда задавали. Сейчас, к сожалению, от полутора лет работы не осталось практически ничего. Сначала проект закрылся формально, потом ребята умудрились потерять сервер чисто физически, так что нет никаких следов в интернете. Остались только разрозненные копипасты, остатки фотографий и личные воспоминания людей.
Как вы считаете, возможна ли в Перми сегодня журналистика такого формата?
Она и тогда была невозможна. Она появилась, потому что так сложились обстоятельства не в журналистике, а гораздо выше. Это была история сначала губернаторская, потом флагманского регионального проекта и только потом как следствие следствия – история небольшого независимого СМИ. Нам просто повезло, что конъюнктурный контекст был в принципе адекватный, с человеческим лицом, не людоедский. С ним было приятно сотрудничать, в нём можно было находиться, без внутренних конфликтов и противоречий делать хорошие вещи. С тех пор я ничего такого не наблюдаю. Понятно, что возникает какое-то количество хороших независимых интересных проектов, но, как правило, это или инвестор хороший, что бывает редко, или какая-нибудь безумная энтузиастская подвижническая воля, что, конечно, сейчас тоже год от года бывает всё реже и реже. Уникальных обстоятельств я, с одной стороны, не вижу, с другой стороны, на то они и уникальные, что их в принципе нельзя исключать. Возможно, они где-нибудь когда-нибудь ещё сложатся.
Можете назвать проекты, которые вам кажутся интересными и достойными?
Тут список всегда примерно одинаковый называется, потому что проектов, которые стоит упоминать, очень мало. Вот, например, екатеринбургское сетевое издание «It’s My City» с локальной региональной повесткой. В своё время я его с огромным удовольствием отметил. Он на меня очень сильно повлиял, в том числе вдохновил на цикл городских экскурсий. Ещё эстетическим ориентиром может быть казанский интернет-журнал «Инде». Для меня знак качества заключается в том, что они шпарят региональную повестку, абсолютно для меня чуждую, но мне это почему-то интересно. Это читают, потому что авторы умеют формулировать свои мысли и умеют это подавать.
Как вы думаете, как молодому журналисту действовать, на что нужно обращать внимание в начале профессионального пути?
Сейчас модно говорить, что молодому журналисту лучше сваливать куда-нибудь подальше и менять профессию при первой возможности. Мне кажется, что сейчас нужно гораздо больше мужества, чтобы выпуститься, оглядеться по сторонам и ещё продолжить работать после этого. Могу посоветовать даже в таких условиях обращать внимание на то, какой конкретно проект перед тобой, как он финансируется, кто его держит и кому он аффилирован, потому что сейчас зашквариться на каждом шагу легче, чем когда бы то ни было.
Сейчас зашквариться на каждом шагу легче, чем когда бы то ни было
Репутация журналиста – это один из самых важных его ресурсов?
Конечно. Если для тебя репутация – неважный ресурс, ты неизменно попадаешь на примерно Russia Today, и в конце концов всё скатится в совсем какую-то стыдобу.
Журналисты, наверное, не от хорошей жизни продают свою репутацию. А как у вас обстоят дела с финансами?
Я всё-таки предпочитаю в принципе дел со смутными вещами не иметь. Мне важно понимать, кем финансируется СМИ, кто им управляет, связано ли это с грантовой историей. Так что я решаю финансовый вопрос очень стратегически недальновидно: я просто получаю меньше денег, чем мог бы получать. Вот мой секрет.
Я решаю финансовый вопрос очень стратегически недальновидно: я просто получаю меньше денег, чем мог бы получать
Вы считаете, что всё, связанное с государственными деньгами, лучше обходить стороной?
По ситуации. Как частное лицо, у которого есть пока ещё свобода выбора, в случае со своими личными проектами, заказами, шабашками, могу решить за себя в свою пользу. Я считаю, что лучше от этого держаться подальше.
Как вы себя ощущали, когда окончили университет?
Очень радовался, потому что эта волынка, связанная с высшим образованием, у меня тянулась восемь лет, а не пять. У меня не было какого-то порога, точки перехода от одного статуса к другому. Во-первых, я тогда уже достаточно давно работал. В 2013 году я работал, по-моему, в музее современного искусства PERMM, но при этом продолжал периодически писать для федеральных изданий, шабашить. Может быть, это прозвучит обидно, но, когда я выпустился, просто порадовался, что у меня стало наконец-то больше времени на непосредственно рабочие задачи. Сдавать экзамены и сессии – это, конечно, здорово, но при всём уважении к тем, кто их принимает, это не самое весёлое занятие, которому можно себя посвящать столько времени в год.
Что бы вы посоветовали себе, только выпустившемуся из вуза?
Я бы посоветовал сконцентрироваться на чём-то одном. За последние шесть лет у меня была долгая музейная история. Я начинал с волонтёра, потом сотрудничал как журналист, работал в пресс-службе, потом её возглавил, потом уехал в Черногорию на проект, потом вернулся и только тогда уже занялся журналистикой непосредственно. Это было круто, интересно, но нельзя заниматься такими разными вещами вплотную. Наверное, если бы я с 2013 года стал бурить и бурить журналистскую тему, то сейчас был бы выше, чем я есть. Хотя моё нынешнее положение меня совершенно устраивает.
Какие перспективы есть у молодых журналистов, которые скоро выпустятся? Что с нами будет?
Я без понятия. Не потому что всё плохо, а потому что мы с вами совершенно в одинаковой ситуации. У нас нет никакого разрыва, вы видите условно то же, что вижу я. Все ни черта не понимают, все находятся в состоянии напряжённого ожидания, ждут, что будет дальше, чем всё это закончится. Никаких инсайдов толковых ни у кого нет. Все просто делают то, что считают возможным делать в данной ситуации, не загадывая сильно на будущее и стараясь при этом минимально совершать различные сделки с совестью. Мне кажется, это единственный вариант, потому что в России пытаться как-то стратегически выстроить свои собственные планы на карьеру и репутацию – это гиблое дело. Мы просто живём, наблюдаем, изо дня в день получаем какие-то новые безумные новости и кладём их в копилку.
В России пытаться стратегически выстроить свои собственные планы на карьеру и репутацию – гиблое дело
Вы сказали, что не хотите уезжать из Перми. Почему? Как можно реализоваться в Перми?
Не уезжать из Перми стало для меня в своё время такой спортивной задачкой, челленджем. Потому что, когда ушёл Чиркунов (ред. – губернатор Пермского края с 2005 по 2012 год), пачками все повалили отсюда в Москву и Питер. Все вокруг целыми пломбированными вагонами выезжали, кто только мог, спасался отсюда. Я каждую неделю ходил кого-нибудь на вокзал провожать. Мне показалось, что это просто уже вульгарно. Москва и Петербург ломятся от пермяков, а здесь остаётся поле непаханое. Плюс ещё, конечно, переезжать, жить в столицах – не в моём характере.
Бывали у нас с женой такие периоды, когда мы переезжали и по нескольку месяцев жили в одной стране, в другой стране. Сейчас я много времени провожу в Сербии, но я не переехал. Я пермяк, житель Перми. Здесь, как и в любом регионе, есть чем заняться. Можно периодически посматривать темы, что вокруг происходит и так далее.
Москва и Петербург ломятся от пермяков, а здесь остаётся поле непаханое
А если вдруг встанет выбор: ваша репутация или переезд из страны?
Ну, это не худший выбор, потому что оба варианты нормальные. Переезд из страны никак меня особо не опорочит. Хотя история с переездами всегда меня достаточно сильно травмирует. Люди эмигрируют, уезжают, начинают воспринимать всё происходящее в России через призму своей собственной ситуации, теряют ясность сознания и начинается… Это очень грустно, но, мне кажется, всегда так было, что в первую русскую эмиграцию, что в Советском Союзе в шестидесятые годы, что сейчас. Я даже как-то специально задавался вопросом, есть ли какие-то исследования про то, как в эмигрантской прессе после 1917 года освещали перспективы России. Там точно такая же риторика, что последние 15 лет у политических эмигрантов.
Почему вы решили оставить современное искусство и сфокусироваться на журналистике?
К современному искусству к 2015 году я охладел естественным образом, потому что перестал испытывать иллюзии по его поводу, оно стало уже просто самовоспроизводиться. У меня в социальных сетях это как-то очень ярко: одна половина друзей – представители арт-институций и культурных тусовок, с другой стороны – журналисты, «Холод», «Медиазона» и так далее. Я читаю и понимаю, что реальность как бы совершенно растворилась. Такое возможно только в каком-то шизофреническом коллективном мозгу. С одной стороны, тема всеобщего обсуждения – свежий нон-фикшн и открытие моднейшего «ГЭС-2», а с другой стороны, людей пытают и сжигают заживо. Тут нужно прилагать огромные физические усилия, чтобы это у тебя уживалось вместе. Я так не умею, я вынужден выбирать одну сторону и одну оптику взгляда на всё. Журналистская мне ближе.
Если бы вы работали не журналистом, то кем?
Дело в том, что я больше ни черта не умею и, честно говоря, в другой формации себя не мыслю. Учитывая, как идут дела вообще в России, может быть, придётся осваивать какие-то новые компетенции и навыки, но это только если совсем нужда прижмет. Пока у меня есть минимальная возможность работать именно в журналистике, я это буду делать.
Вы считаете себя успешным журналистом?
Нет, пока ни в коем случае. Во мне ещё сидит это дурацкое представление, что полноценным журналистом трудно быть, если не пройти все стадии. Например, естественно было бы побывать в роли редактора, в идеале главного. Но это немножко не соответствует моим амбициям. Я, например, 10 лет смотрю за Иваном Колпаковым (ред. – главный редактор интернет-журнала «Соль» и главный редактор иноагента «Медуза»). Он сознательно к этому шёл. В ранние студенческие годы у него был принцип: «Главное по жизни – не обосраться». Он всё для этого делал. Иван планомерно сначала занимал одну должность, потом другую, потом вёл авторский проект, потом ещё дальше и дальше. Каждый раз он просто горел заново, тратил на это огромные усилия, огромные психические ресурсы. Я смотрел и думал, что это очень круто, конечно, но это немножко не мой жизненный путь. Авторский путь, который во многом освобождает от ответственности, мне гораздо ближе.
Тем не менее, вы периодически публикуетесь в «Медузе», в «Таких делах», в «Снобе», побеждаете в конкурсах журналистского мастерства. Что вам позволяет добиваться этих успехов?
Если смотреть правде в глаза, то писать всё-таки надо уметь. Это необязательно, но тогда нужен какой-нибудь другой навык. Например, есть замечательный мой приятель и коллега Миша Данилович из «Четвёртого сектора». Он занялся журналистикой данных, расследовательской журналистикой. Миша говорит с людьми, выцепляет информацию, умеет её искать и систематизировать, это его конёк. Если мы посмотрим, то самые громкие, важные, кассовые материалы за последний год – это, конечно же, не про красоту языка, это про умение работать с данными.
Мне иногда кажется, что на этом фоне, когда уже даже программирование, питон и прочее проникли в журналистику и стали журналистикой, я так держусь за свои тексты, слова и всё прочее, что, наверное, представляю собой исчезающий вид. Может быть, в этом минус, может быть, наоборот определённый залог успеха. Так или иначе, это моя фирменная черта. Она у всех должна быть.
Я так держусь за свои тексты, слова и всё прочее, что, наверное, представляю собой исчезающий вид
Какие базовые умения должны быть у журналиста?
В ближайшей перспективе это, наверное, знать языки программирования. Чем больше, тем лучше. Обязательно отсутствие внутренних предрассудков и предубеждений, потому что на одном языке нужно уметь говорить с разными людьми.
Становление журналиста не ограничивается высшим образованием?
Высшее образование очень важно, но есть и другие факторы, важные не менее. Например, репутация важна. С институтом репутации сейчас всё катастрофически плохо. Вряд ли это вина каких-то конкретных людей, это скорее примета времени, потому что в сфере достаточно трудно выживать. Остались ещё энергичные, плодовитые журналисты, за которыми интересно наблюдать – это люди, которые мне нравятся во всех отношениях, к которым у меня нет ни эстетических, ни стилевых, ни этических претензий. Очень ценно, что такие люди до сих пор есть, в российской журналистике их много.
Кто эти люди?
Анастасия Лотарева, которая раньше была главредом «Таких дел», а сейчас работает на BBC. Настя – такая конвенционально добрая и хорошая, потому что она делает огромное количество всего помимо журналистики.
Олеся Герасименко, хотя она в таком хорошем смысле одиозный персонаж. Некоторая одиозность, конечно, в журналистике тоже необходима, потому что обсуждают и текст, и автора, и вообще всё, что вокруг него происходит. Нужно уметь так создавать и презентовать себя в публичном пространстве, чтобы понимать, что обсуждение, которое вокруг тебя возникает, появляется не на пустом месте, а вокруг твоих текстов в первую очередь. То есть ты действительно своим трудом, своими навыками полностью его заслуживаешь.
Некоторая одиозность в журналистике необходима, потому что обсуждают и текст, и автора, и вообще всё, что вокруг него происходит
Как у вас появляется хороший текст? Как вы понимаете, что вот этот текст будет хорошим?
Лучше об этом не задумываться никогда. Когда ты понимаешь, что пишешь хороший текст, он тебе очень нравится и его ждёт большой успех, то чаще всего происходит сокрушительный провал, жопа. У меня так было. Я год где-то вынашивал текст про российских трансгуманистов, про креонику, индустрию заморозки тел. Я работал год, сделал самый здоровенный текст в своей жизни: что-то около 60 тысяч знаков. В итоге он просто никому не был нужен. В результате я его просто слил на дружественное издание совершенно бесплатно. Вот так закончилась история текста, от которого я больше всего кайфовал в момент написания. Этот закон подлости действует, так часто бывает.
Какая ваша работа нравится вам больше всего?
Если из моей журналистской деятельности, то мне нравятся тексты на «Таких делах», потому что я там очень щепетильно подхожу к выбору темы. Это хорошее федеральное издание про неочевидно социальные вещи. Ни за один текст, что там был, мне не стыдно.
Если вне журналистики, то для меня очень ценна работа в Центре городской культуры, потому что периодически там удаётся открывать новых художников и знакомить их с аудиторией, а аудиторию с ними. Это непопулярные наивные художники аутсайдерского плана. Такое происходит даже не каждый год, но, когда это происходит, это стоит того. Если бы у меня был неограниченный ресурс и время, я бы, скорее всего, только этим и занимался. В какой-то момент я даже думал книжку писать про эти пермские открытия и знакомства, потому что к 2016 году нетривиальных художников, которых открыл я лично и в составе команды, набралось уже достаточно, но потом почему-то этот поток прекратился.
Вы бы хотели заниматься писательством? Есть же такая крылатая фраза: «Плох тот журналист, который не хочет стать писателем».
У меня возникало такое желание. На годик-два уйти в писательство. Самое обидное, что для этого есть уже все условия, есть даже домик в сербском селе. Я даже пробовал быть там в полной изоляции в 2020 году на протяжении двух месяцев. В Сербии тогда был жёсткий карантин. Кроме написания текстов, заниматься было решительно нечем, но почему-то тогда книжка так и не родилась. Может быть, не только во внешних условиях дело. Такое желание есть, когда-нибудь что-нибудь совпадёт, и я думаю, что книжка появится.
Давайте поговорим про блогерство. Почему вы ведёте свой блог?
Один мой случайный пост 2012 года как-то набрал 90 тысяч просмотров. До сих пор этот материал под заголовком «Говно и доски» остаётся моим самым читаемым. Я ничем его не могу перебить, замучился уже. Вот оно блогерство. Я могу ещё 10 лет заниматься журналистикой, но самый мой популярный материал – это просто блогерский постик. Может быть, мне постами нужно было заниматься профессионально.
Вообще я люблю блогерство. Мне очень важно оставлять для себя в Фейсбуке возможность писать то, что хочется, материться, какими угодно вещами заниматься.
Мне очень важно оставлять для себя в Фейсбуке возможность писать то, что хочется, материться, какими угодно вещами заниматься
Лучше быть журналистом или блогером?
Граница уже стирается. В профессии журналиста все ещё есть дополнительный слой этой благородной, немножко уже архаичной ответственности, который любому блогерству в принципе чужд. В моём понимании внутри каких-то рамок работать гораздо лучше, мне так комфортнее. Блогерство и журналистика не исключают друг друга. Всё как-то уживается вместе, наш мир немаленький и интернет достаточно большой. Нет такой проблемы, противопоставления или конфликта. Есть просто весёлое многообразие.
Блогерство и журналистика не исключают друг друга
Есть ли у вас какой-то жизненный принцип?
Если какие-то профессиональные интересы укладывать в красивую формулировочку, то мне очень нравится идея о том, что меня в профессиональной деятельности интересуют две вещи: это, во-первых, интересные люди и, во-вторых, неинтересные люди. И с теми, и с другими я стараюсь побольше иметь дело и побольше вокруг них писать, делать проекты и так далее.
Меня в профессиональной деятельности интересуют две вещи: это, во-первых, интересные люди и, во-вторых, неинтересные люди
Кто такие неинтересные люди?
Это немедийные люди, скажем так, не ньюсмейкер или пермские герои. В Пермском крае живут три миллиона человек, в городе – миллион. Как можно историями обычных людей кого-то удивить? Можно. Сейчас вообще тренд на частные истории, на личные архивы. Он мне очень нравится, потому что это, как правило, оказывается интересно. Изучение таких вещей может принести действительно много удивительных открытий. Мне кажется, это очень важно с точки зрения гуманистического посыла- история состоит не из дат по учебнику, не из великих сражений, а просто из повседневности каждого из нас. Чем больше проектов будут обращать на это внимание, тем лучше.
История состоит не из дат по учебнику, не из великих сражений, а просто из повседневности каждого из нас
Текст написан к 20-летию кафедры журналистики и массовых коммуникаций Пермского государственного университета. Спецпроект.
Главное фото взято из личного архива Ивана
