Под колёсами вихрится скудный снежок, выпавший ночью. Козырёк в машине едва спасает от настырного солнца.
— Ты маршрут загуглила? А то я в Закамске не ориентируюсь. Затон какой-то…Он точно не в Заозерье?
— Точно, мам. На развязке направо.
Проехав Красавинский мост, доверяем себя навигатору: из нас троих ему виднее всего. За окном островки деревьев сменяются типовой застройкой и наоборот. Соседние машины с завидной уверенностью загодя моргают поворотниками. Толпятся люди — автобусная остановка Микрорайон Водники.
Во дворах перед затоном нет ни людей, ни машин. Скромная железная лестница тянется вниз, переходя в самодельные снежные ступени — скользко. Здесь кто-то шустро размахивает лопатой. Из-за моей спины появляются двое мужчин: они несут ледобур, складные стулья и ящик, смеются. Зимой затон — для кораблей и рыбаков. С десяток сгорбленных над лунками силуэтов то кучками, то поодиночке возвышается на фоне белоснежных судов.
— Ты только к ним не подходи, — говорит мама, — спугнёшь им всю рыбу, они тебя потом проклянут.
Ступаю на толстый утрамбованный слой снега, скрывающий ледяную гладь. Солнце заставляет щуриться, иду почти наугад по узкой тропинке ближе к кораблям. Постепенно дорожка расширяется, от неё отходят другие, выписывая незамысловатые маршруты. Рядом с судном замечаю проволоку, натянутую меж низких столбиков, — на них таблички «Вход запрещен. Территория охраняется». Тогда же слышу, как с берега кричит мужчина: «Возвращайтесь! Дальше нельзя!» Нельзя так нельзя: щурюсь и иду обратно.
— Вот где кораблики стоят — уже территория Судозавода. Туда посторонних не пускают. Там человек с биноклем сидит и за порядком смотрит.
В руках у мужчины зашипела рация — на связи начальство.
— Тут журналистка приехала. Говорит, про затон хочет написать.
— Проведи её по дороге, где трактор почистил. Пусть пишет.
— Понял, Василич, спасибо. Сейчас пойдём, только лопату возьму.
Дорога, почищенная трактором, — бульвар вдоль кораблей. К нему и вели все тропки. Мы проходим вдоль судов за запретной проволокой. Мой проводник ненадолго отходит, чтобы оставить лопату в сугробе неподалеку.
— Поворачивай налево и иди прямо, я догоню.
Солнце оказывается позади. Без прищура на корабли глядеть приятней. Синие, белые, бирюзовые, — они стоят совсем близко, на каждом то расписной узор, то растяжка с лозунгом.
Фото: Софья Авдонина 
Фото: Софья Авдонина
Получив разрешение, «быстренько» поднимаюсь по трапу на нос одного из теплоходов. Отсюда рыбаки напоминают маленькие столбики, наполовину укутанные снегом. За ними растянулся пологий склон с разноцветными домиками.
Напротив действующих кораблей стоят старые. Они под присмотром заводчан и ржавчины. Сверху трудно различить, где кончается один и начинается другой. Они слиты в железный остров-полотно.
— Я тут работаю четыре года, они всё стоят. Потом их на металлолом.
— А на каком из кораблей «Географа» снимали?
— На той вон желтой барже. Там две одинаковых стоят, на какой-то из них. И ребят наших из первой школы снимали. Режиссёр-то одну девчонку даже с собой в Москву пригласил.
Вижу мимоходом жёлтую верхушку и счастью привалившему не верю. Кормы в человеческий рост высунулись из-под застывшей воды. Почти как у Иванова: «Корабли загадочными кристаллами были вморожены в плоскость неестественно белого льда. […] целое блюдо слепящего света…»
— Пора мне. Я вообще удивлён, что начальник разрешил вам пройти. У нас с этим строго. Вчера ночью двух мальчишек поймали. Постоянно кто-то сюда приходит. Вон ещё идут.
По лестнице на берегу спускаются три яркие точки. Рыбаки так не выглядят, они в тёмной спецодежде.
— Ну, добежишь?
— Добегу! Начальнику вашему отдельное спасибо.
— «Да пожалуйста», — прошипела рация. Мы покидаем бульвар разными тропинками. Он возвращается к работе, я — на берег.
Да, Служкин, прав ты был. «Эротично» здесь, на затоне-то.
Главное фото: Софья Авдонина
